В.Л.Таланов

Структура признака «интуиты-сенсорики» и его гипотетические когнитивные механизмы

На материале 233 кластеров, содержательно обобщающих пункты анкет, коррелирующих с признаком «интуиты-сенсорики», раскрыта подробная структура признака. Предложены объясняющие его психологические когнитивные механизмы, проанализированы возможные физиологические и биохимические объяснения. Показана связь интуиции с шизотипией. Проведено сравнение соционического признака с диагностикой интуиции-сенсорики в американском типоведении, MMPI и пятифакторной модели личности.

Ключевые слова: когнитивная психология, дифференциальная психология, соционика, типы личности, MBTI, интуиция, сенсорика, ацетилхолин, серотонин, шизотипия, шизофрения.

ОГЛАВЛЕНИЕ:

Введение

Табл.1. Основные оппозиции интуитов-сенсориков

Проницаемость «фильтров» между подсознанием и сознанием

Роль нейромедиаторных систем центральной нервной системы

Уровень информационных критериев при распознавании объектов

Скорость стирания перцептивных следов

Оппозиция ориентировочно-исследовательской деятельности и удовлетворения биологических потребностей; манипуляционных и биологических мотиваций; обстановочных либо условных раздражителей и безусловных «пусковых» стимулов

Гипотетические механизмы оппозиции «абстрактность-конкретность»

Уровень сенсорной и перцептивной чувствительности

Гипотеза о преимущественной связи интуитивных функций с левым полушарием головного мозга

Связь интуиции и шизотипии

О некоторых распространенных мифах и заблуждениях

Интуиция и сенсорика в различных психологических парадигмах

Модель «большой пятерки» личностных факторов

Миннесотский опросник

Система И.Бриггс-Майерс и американское типоведение

Выводы

Табл.2. Эмпирические кластеры, характеризующие когнитивные механизмы интуиции-сенсорики

Табл.3. Кластеры, связанные с качеством памяти

Табл.4. Кластеры, связанные с качеством координации движений

Табл.5. Кластеры, связанные с симптомами дереализации и деперсонализации

Табл.6. Кластеры, связанные с оппозицией «новое-привычное»

Табл.7. Кластеры, связанные с оппозицией «абстрактность-конкретность»

Табл.8. Кластеры, связанные с оппозицией «альтруизм-эгоизм»

Табл.9. Кластеры, связанные со стеничностью и доминированием

Табл.10. Кластеры, связанные с социально-иерархической включенностью

Табл.11. Кластеры, связанные с оппозицией последовательности-фрагментарности

Табл.12. Кластеры, связанные со способностью прогнозировать будущее

Табл.13. Кластеры, связанные с эйдетической яркостью образов-представлений

Табл.14. Кластеры, связанные с развитием внутренней речи и развитием уникальной личности

Табл.15. Кластеры, связанные с практичностью и реалистичностью

Табл.16. Кластеры, связанные с особенностями самоконтроля

Табл.17. Кластеры, связанные с перцептивными способностями и сенсорной чувствительностью

Табл.18. Кластеры, связанные с уровнем притязаний

Табл.19. Кластеры с разным содержательным наполнением

Литература

Введение

Нами проведена работа по содержательному обобщению первичных признаков (пунктов анкет), коррелирующих с признаком «интуиты-сенсорики». Использовались данные соционического анкетирования 1400 человек по различным экспериментальным анкетам. Более 600 человек априорно заявили свои соционические ТИМы, их результаты использовались как обучающая выборка, с опорой на неё далее разрабатывались алгоритмы уточнения диагноза соционического ТИМа как для этих лиц, так и для прочих респондентов. Корреляции анкетных пунктов для вычисления процентных проекций в таблицах кластеров измерялись как с соционическими признаками, рассчитанными по заявленным ТИМам, так и с признаками, вычисленными с помощью математических процедур уточнения диагноза. Измерялась и корреляция с так называемыми «образами» признаков, рассчитанными по формулам нелинейной соционической генерации одних признаков Рейнина парами других признаков. Во всех случаях для корреляций были получены очень близкие значения, что позволяет считать результаты исследования отражающими реальные портреты соционических признаков. В таблицах 2-19 при расчете окончательных проекций-процентовок использованы усреднения этих трех типов значений, а именно: проекций анкетных пунктов на заявленные ТИМы, на ТИМы, вычисленные с помощью 15-ти признаков на всей выборке по процедуре симметризации данных и на ТИМы, вычисленные по образам признаков.

В итоге проведенного анализа для признака «интуиты-сенсорики» выделено 233 обобщенных эмпирических кластера, сгруппированных в таблицы 2-19. Дальнейшее обобщение этих кластеров на основе корреляционного и теоретического анализа позволило составить итоговую аналитическую таблицу 1, в которой собраны основные взаимозависимые, но тем не менее и сравнительно не связанные по своему содержанию гипотетические когнитивные механизмы, в своей сумме максимально полно трактующие различия между полюсами интуитов и сенсориков.

Табл.1. Основные оппозиции интуитов-сенсориков

На основе таблиц 2-19 проанализируем более подробно некоторые основные когнитивные механизмы, определяющие отличия интуитов от сенсориков.

Проницаемость «фильтров» между подсознанием и сознанием

В табл.2 собраны кластеры, в наибольшей степени характеризующие когнитивные механизмы интуиции и сенсорики. Во-первых, это "приподнятость" в сознательную сферу интуитов опорных образов памяти, поступающих из их бессознательной сферы. Как крайнее выражение этой особенности интуитов, в табл.2 фигурируют кластеры, характеризующие различные зрительные и слуховые навязчивости, начиная от ощущения постоянного зрительного и слухового «мельтешения» спонтанно всплывающих из подсознания образов до вполне оформленных зрительных и слуховых псевдогаллюцинаций (отличие их от истинных галлюцинаций в том, что псевдогаллюцинации не проецируются на окружающий реальный мир и осознаются как отдельный от него продукт собственного подсознания). Во-вторых, для интуитов характерны широкополосность ассоциативного захвата, плюрализм ассоциативных версий и многовариантность проработки сюжетов в мышлении.

Разберем эти группы кластеров подробней. В отличие от сенсориков, интуит в своем сознательном мышлении почти постоянно ощущает либо смутные тени «пляшущего» ассоциативного роя мыслей, идей, неких абстрактных символов объектов, либо еще более явственные зрительные и слуховые образы, поступающие из подсознания в предсознание в ответ на информационные стимулы.

У сенсорика «пляшущий» мир бессознательных образов, в своей утрированной форме очень напоминающий мир сновидения или мыслительной работы на грани перехода ко сну, тоже существует, но полностью скрыт в подсознании. В предсознание и в бодрствующее сознание он не проникает, будучи полностью перекрываем узкополосными фильтрами на границе бессознательной и сознательной сфер. У сенсорика в качестве реакции на внешний стимул ответная мысль, идея рождаются будто непосредственно в его «текущем настоящем», то есть будто сразу в сознании, в виде единственно нужного и окончательного ответа. Подспудная «ассоциативная кухня» с ее изначально хаотическими, случайными, параллельными и многовариантными образами-гипотезами остается недоступной сознательному ощущению сенсорика, не улавливается его мыслительным самонаблюдением. У сенсориков наибольшую часть нагрузки по принятию решений и выбору адекватных ответов принимает на себя автоматизированная бессознательная сфера. Благодаря этому ответные реакции на стимул, в том числе моторные реакции и реакции вспоминания и узнавания, у сенсориков лучше скоординированы и более адекватны, причем уже на «досознательном» уровне (см. кластеры 24 в табл.2, 55-59 и 60-70 в табл.3 и 4). Можно сказать, что эти реакции более автоматизированы, так как требуют лишь минимального сознательного участия.

Интуит в отличие от сенсорика постоянно осознает и улавливает многообразные «шумы и запахи» своей подсознательной ассоциативной кухни. В его сознание оттуда проникают смутные многовариантные образы-отклики, «непрофильтрованные», странные ассоциации. Можно провести такую аналогию: из бессознательной сферы сенсорика в его сознание поступает сразу окончательный «чистовик» ответной реакции, уменьшая надобность в дополнительной сознательной аналитической работе. В отличие от этого у интуита в сознание проникают все многочисленные параллельные черновики, оставляя сознательному «Я» обязанности по окончательному подбору нужного ответа.

Поэтому сознание интуитов постоянно и интенсивно нагружено мыслительной работой (см. кластеры 2 в табл.2, 171 и 172 в табл.14, 174 и 186 в табл.15).

Кластеры 55-59 (табл.3) демонстрируют, что среди различных видов вербальной памяти (запоминание стихов, длинных фраз и т.п.) у интуитов в первую очередь ослабляется избирательность вспоминания нужных слов и названий предметов. Подбор нужного названия тоже является примером распознавания образов. Раз в этом процессе происходят ошибки и сбои, значит, одной из первичных когнитивных особенностей интуитов является снижение избирательности в процессах идентификации и распознавания. То, что в случае ухудшения памяти на имена и названия причина далеко не в последнюю очередь в ухудшении избирательности опознающих и фильтрующих механизмов, подтверждается тем обстоятельством, что интуиты намного чаще сенсориков относят к себе следующее утверждение: «В моей речи зачастую используются небрежно употребленные слова - нужное слово незаметно для меня порой подменяется чем-то расплывчатым, весьма отдаленно подходящим по точному смыслу». В каком звене информационных процессов может происходить снижение избирательности? Либо в момент вторичной фильтрации (при проникновении в сознание) уже подсознательно сгенерированных первичных ответов, либо ранее, при их генерации, то есть при первичной фильтрации и отборе подходящих образов. Во всех случаях можно говорить о фильтрации, так как любой отбор по критериям, будь то в глубине подсознания или на его границе с предсознанием, это есть фильтрация.

На эту же первичную характеристическую особенность интуитов - снижение избирательности в актах распознания и ассоциативных ответах - указывают и гораздо более частые у интуитов, в сравнении с сенсориками, иллюзии и ошибки при зрительной и слуховой перцепции (кластеры 6, 7, 18 табл.2).

Роль нейромедиаторных систем центральной нервной системы

Другая особенность памяти интуитов состоит в том, что у них ухудшается так же и процесс запечатления следов памяти на недавние события и действия (кластер 56). Эти провалы в памяти частично могут быть объяснены сосредоточенностью внимания на мыслительных процессах, но не менее правдоподобно и другое объяснение, связанное либо с ухудшением работы М-холинэргических нейронов гиппокампа, обеспечивающих механизм запечатления следов (Douglas, 1967; Carlton, 1968; Wiener, Deutsch, 1968), либо с усилением в известной мере конкурирующих с холинэргической системой серотонинэргических механизмов гиппокампа. На ослабление у интуитов М-холинэргической активности в некоторых специфических зонах коры указывают и другие анкетные кластеры. Так, трудности с дезактуализацией сигналов, уже переставших быть значимыми, появление неугасимых ориентировочных реакций на обстановочные раздражители и усиление реакций на новизну (кластеры 3, 54, 51, 43, табл.2) могут трактоваться как ослабление М-холинэргической активности в гиппокампальной коре (Суворов, Суворова, 1975; Hearst, 1959; Carlton, 1968; Leaton,1968). На это функциональное ослабление косвенно указывают и многочисленные кластеры таблиц 6 и14, свидетельствующие о значительном росте у сенсориков мотиваций, направленных на так называемые «пусковые стимулы», прямо связанные с едой, сексом, питьем и иными чисто биологическими потребностями и раздражителями. Напротив, у интуитов ослабляются биологические и относительно усиливаются манипуляционные мотивации, направленные на условные и обстановочные раздражители. На основании опытов с животными преобладание реакций второго типа (у интуитов) над реакциями первого типа (характерными для сенсориков) принято связывать с ослаблением холинэргических и/или норадренэргических влияний в гиппокампе (Carlton,1962; Гасанов, Меликов, 1986).

Показательно, что у интуитов ослабляются, возможно, и функции премоторной коры лобного неокортекса и/или той части гиппокампальной коры, которая обеспечивает планирование произвольных движений и также связана с холинэргической медиацией (кластер 68). В поддержку ослабления у интуитов М-холинэргической активности говорит и тот факт, что отравление подавляющими холинэргическую активность центральными холинолитиками (амизил, циклодол, атропин и т.п.) снижает память, ухудшает адекватность распознавания образов, а при росте дозировок вызывает и галлюцинации (в норме более характерные для интуитов, чем сенсориков), в то время как препараты, усиливающие центральную холинэргическую активность - например, различные фосфорорганические блокаторы фермента холинэстеразы - подобного действия не оказывают (Трауготт и др., 1968; Бурназян, 1985). Тем не менее, выводы о жесткой негативной связи интуиции с центральной холинэргической активностью представляются нам преждевременными. Нельзя исключить, что в одних структурах мозга ацетилхолин «работает» на сенсорику, но в других одновременно содействует осуществлению интуитивных когнитивных механизмов.

Почти то же, и даже в еще большей степени, можно сказать о серотонинэргической системе гиппокампа. Серотонинэргические нейроны усиливают изначально слабую подкрепляющую роль условных сигналов, одновременно с этим уменьшая мотивирующее значение безусловных биологических подкреплений (Гасанов, Меликов, 1986). Отмеченная П.В.Симоновым роль гиппокампа как «нивелировщика» эмоциональных значений, специфически усиливающего эмоциональную значимость сигналов, вероятностная связь которых с удовлетворением актуальных потребностей невелика (Симонов, 1987), опосредуется, очевидно, его серотонинэргической системой. Для оценки интегральной центральной серотонинэргической активности нами использовался кластер 26 (табл.2), составленный по литературным источникам (Трауготт и др., 1968; Милнер, 1973; Бурназян, 1985; Гасанов, Меликов, 1986;_Синицкий, 1986; Шеперд, 1987; Смирнов, Резникова, 1988 и др.) и состоящий из следующих характерных для серотонинэргической активности маркеров: замедление темпа деятельности, склонность к мигреням, тремор, амнезия на недавние события, склонность к состояниям ступора и оцепенения, склонность к стереотипным движениям, преобладание тоскливых состояний над тревожными, отвлекаемость, низкий мышечный тонус, застревание на неугасимых ориентировочных реакциях в процессе игровой деятельности, зябкость и ощущение холода, снижение пищевых и сексуальных мотиваций, низкая агрессивность и высокий контроль нежелательных форм поведения, отсутствие нужды в частом актуальном подкреплении для поддержания интереса к деятельности, низкая болевая чувствительность, интенсивное слюновыделение, избегание прямого зрительного контакта, молчаливость, выпадение пиломоторных рефлексов, относительное преобладание эмоционально окрашенного интереса к обстановочным и условным раздражителям над интересом к безусловным раздражителям (то есть к т.н. «пусковым» стимулам). В целом интегральная общемозговая серотонинэргическая активность, определяемая по этому набору маркеров (см. кластер 26 табл.2), оказывается весьма слабо скоррелированной с позитивизмом, умеренно – с интуицией, в значительной мере - с интроверсией. Так, у больных ранним детским аутизмом наблюдается, как известно, резко повышенный уровень метаболизма мозгового серотонина, а препараты, понижающие уровень центрального серотонина, вызывают у них улучшение состояния.. Основные поведенческие признаки этих больных - молчаливость, избегание прямого зрительного контакта, незатухающие ориентировочные реакции - коррелируют в основном с интроверсией, связи же с интуицией малы либо отсутствуют.

Если проанализировать в табл.2 кластеры с умеренно–высокими нагрузками на интуицию, то видно, что среди них значительное число совпадает с традиционными маркерами преобладания трофотропного регулирования, сопровождающегося, как известно, усилением активности центральной серотонинэргической и периферической холинэргической систем. В их числе кластер склонности к ступорозным состояниям и меланхолическим депрессиям, кластер ощущения удушья со спазмами бронхов (ощущение нехватки воздуха наиболее типично для ТИМов ИЛИ и ИЭИ). В то же время другие кластеры, правда, еще более слабо связанные с интуицией, характерны, напротив, для синдрома эрготропного доминирования (склонность к низкому слюновыделению, потливость, тахикардия). Исходя из этой «пестрой» картины, нельзя сделать какой-то единый однозначный вывод о связи баланса интуиции-сенсорики с общемозговой серотонинэргической активностью или балансом эрготропной и трофотропной систем.

Тем не менее, значительная представленность в профилах интуиции и сенсорики кластеров, обычно связываемых с особенностями центральной серотонинэргической и М-холинэргической активности, несомненно указывает на важную локальную роль этих нейромедиаторных систем в обеспечении когнитивных механизмов интуиции и сенсорики. На важную роль серотонинэргических нейронов и эрготропно-трофотропного баланса в образовании дихотомии интуитов-сенсориков указывают также и известные факты резкого снижения избирательности в ассоциативном процессе и актах опознания под действием эрготропных стимуляторов-галлюциногенов (мескалина, буфотенина, амфетамина и лизергамида). Наиболее сильно влияющий на когнитивные процессы лизергамид на длительное время вытесняет серотонин из его рецепторов (Ильюченок, 1972; Бурназян, 1985) и при этом выступает либо как мощный антагонист, либо, по некоторым данным, как агонист серотонина,

Возможно, в разных участках мозга либо при обеспечении когнитивных процессов на разных этапах ацетилхолин и, особенно, серотонин различно влияют на интуицию и на сенсорику.

Уровень информационных критериев при распознавании объектов

Интуитам свойственны снижение, чрезмерная обобщенность и упрощенность критериев, используемых при сличении комплексных сенсорных стимулов реальной среды с хранящимися в памяти опорными образами. В результате сопоставление подходящего опорного образа реальному объекту (и затем «увидение» этого образа памяти как якобы реального зримого, слышимого, чувствуемого объекта) происходит по сокращенному набору сличаемых элементарных признаков. Это ведет к тому, что возникающие в сознании у интуита «видимые» образы предметов (равно как и слуховые и прочие актуализируемые в сознании образы окружающего мира) содержат в себе меньше конкретных деталей, чем у сенсориков, являются более упрощенными и обобщенными. Сенсорик видит перед собой конкретное дерево, у которого одна сторона ствола более зеленая, чем другая, а на крайнем листочке повисла паутина. Интуит видит перед собой дерево вообще, а чтобы разглядеть его детали, ему надо сознательным усилием направлять и концентрировать свое внимание.

Обеднение непосредственно видимых, то есть проникающих в сознание, опорных образов объектов распространяется у интуитов не только на сенсорные детали, но и на апперцепцию образов, то есть на актуализируемый одновременно с «видением» образа комплекс всех его ассоциативных связей и эмоциональной окраски, значимых для удовлетворения актуальных потребностей. По этой причине «крайние» интуиты гораздо чаще, чем сенсорики, отмечают у себя симптомы дереализации и деперсонализации (кластеры 71, 72 табл.5) – в эти мгновения видимый мир кажется им бесчувственным и серым, мысли о будущем и о карьере пугают странным отсутствием эмоциональной окраски и смыслового наполнения, близкие люди кажутся чужими. Это – следствие разрушения и обеднения сложной апперцептивной структуры воспринимаемого образа, когда из него перед этапом сознательной актуализации и опознания на предварительном подсознательном этапе обработки и подготовки «вышибаются» наиболее чувствительные (вслед за малосущественными зрительными деталями) эмоционально-мотивационные звенья. Сенсорик видит дерево с разными листьями и со всеми его эмоционально-мотивационными ниточками, связывающими его с миром субъекта, интуит видит дерево с одинаковыми листьями и без эмоционально-значимой подоплеки.

Если интуит находится в зоне нормы, то предлагаемые подсознанием для опознания опорные образы и реально используемый для узнавания объекта набор его элементарных признаков более-менее уравновешены «по весу». Это значит, что видимый интуитом образ обобщен и лишен многих деталей, смотрится изрядно серым, но при этом в нем нет явно посторонних, чуждых, лишних, иллюзорных деталей. Однако при дальнейшем снижении критериев опознающего аппарата можно ожидать уже появления перцептивных иллюзий (ошибок восприятия, в зрительном анализаторе особенно частых в сумерках, когда пропускная способность зрения ограничена) и псевдогаллюцинаций, зрительных и слуховых. В этот момент предлагаемые подсознанием для идентификации опорные образы содержат уже значительно больше информации, чем аппарат сличения за ограниченное время может сопоставить и проверить. В этом случае процессу опознания не удается справиться с задачей даже за счет обеднения и обобщения пропускаемых в сознание образов, из которых «выкидывается» все ненужное. В результате человек начинает видеть и слышать то, чего нет на самом деле.

Развитие иллюзий и галлюцинаций прослеживается на примерах модельных состояний, возникающих под действием психофармакологических препаратов-галлюциногенов (некоторые, наиболее активные препараты этого ряда имеют повышенное сродство к серотониночувствительным рецепторам нейронов, подменяя и надолго занимая место молекулы серотонина в этих рецепторах, а другие галлюциногены приводят к гипервозбуждению эрготропной системы). По мере развития интоксикации воспринимаемые объекты сначала просто кажутся странно искаженными, а на периферии зрительного поля возникает иллюзия кажущегося движения (шевеления) неподвижных в действительности предметов (см. кластер 16 табл.2). Затем, с углублением интоксикации, вместо мыльницы на краю ванны можно увидеть коробку конфет или иной схожий общими очертаниями с мыльницей предмет (тем скорее, чем хуже освещение), а по стенам начинают ползать геометрические орнаменты (на самом деле являющиеся простейшими опорными образами зрительной памяти, прорывающимися в сознание в ответ на слабые и случайные раздражения сетчатки глаза). Еще позднее на фоне стен комнаты могут появиться летающие эскадрильи громадных стрекоз, марширующие роты мультипликационных человечков и т.п., - окончательное оформление псевдогаллюцинаций в целостные образы происходит, когда сломаны уже все тормозные фильтры и заслоны сознания (Рыбальский, 1983; Штёрринг, 1903; Столяров, 1964; Ильюченок, 1972).

Галлюцинации провоцируются и усиливаются при освещении глаз мелькающим светом с частотой 5-7 гц – эти мелькания навязывают гиппокампу наведенный тета-ритм с такой же частотой, в этот момент и манифестируют галлюцинации. Тета-ритмы имеют гиппокампальную природу, поэтому их влияние на галлюцинации иллюстрирует гиппокампальную природу последних. Галлюцинации – это всего лишь образы бессознательной памяти, так называемые зрительные опорные образы, прорвавшиеся в сознание. Поэтому нас не должно удивлять, что актуализация в сознании любых образов подсознательной памяти тоже сопровождается тета-ритмом. Согласно П.В.Симонову (1987), тета-ритм особенно характерен для активного поиска путей удовлетворения возникшей потребности и является маркером квантующего процесса извлечения из энграмм памяти информации, которая сличается с текущей информацией. Иными словами, тета-ритм сопровождает подбор гипотез в процессе опознания. П.В.Симонов в этой работе писал: «Электрофизиологическим коррелятом механизма, квантующего поток извлекаемых из памяти энграмм, является тета-ритм, столь характерный для электрической активности гиппокампа. Все ситуации, в которых мы наблюдаем усиление тета-ритма, будь то ориентировочный рефлекс, поисковое поведение, организация сложных неавтоматизированных движений, появление признаков эмоционального напряжения и т.п., обладают одной общей для них чертой: перечисленные случаи требуют активной мобилизации ранее выработанных условных связей, извлечения хранящихся в памяти энграмм для сопоставления с поступающими извне сигналами или для пересмотра, рекомбинации следов в целях построения новых приспособительных действий. Всё это позволяет говорить о важной роли гиппокампа в творческой деятельности мозга, в порождении гипотез».

Пресловутые имеющие разную пропускную способность у интуитов и сенсориков «фильтры» на границе подсознания и предсознания, о которых мы писали в предыдущем разделе, могут быть объяснены в духе разного уровня информационных критериев при распознавании объектов. Для этого надо лишь вспомнить, что любой процесс порождения гипотез и, более широко, любой ассоциативный процесс – это тоже процессы распознавания, и в их ходе в подсознательной памяти в ответ на стимул подбираются ассоциации, подходящие по некоторым критериям. У интуитов критерии, во-первых, упрощены, во-вторых, в них минимизирована эмоциональная компонента биологической полезности. Из-за этого встречно возрастает роль информационного сродства объектов по обобщенным, классообразующим признакам. Если для сенсорика самолет и ворона это скорее очень разные объекты (хотя бы потому, что на вороне нельзя летать, одна живая, другой нет, да и питаются и гадят они очень по-разному, и т.д.), то для интуита между этими объектами имеется много общего – оба они имеют крылья. Из этого несколько утрированного примера должна быть понятна разница ассоциативного процесса у интуитов и сенсориков.

Скорость стирания перцептивных следов

У интуитов перцептивные следы затухают и стираются медленно, у сенсориков – быстро. В первую очередь эта особенность демонстрируется у интуитов резко ослабленным, замедленным затуханием «прорвавшихся» в сознание опорных образов памяти. У глубоких интуитов этот процесс порой происходит тяжело и «со скрипом», требуя сознательных усилий, но и усилия в случаях «крайней интуиции» не всегда помогают. В итоге для тех глубоких интуитов, которых обычно называют акцентуированными шизотимиками, типичны разного рода перцептивные и моторные «навязчивости».

У сенсориков затухание и дезактуализация незначимых (случайных) и тем более мешающих образов или уже отработавших свое планов действий происходит легко и быстро, для этого даже не требуется сознательное усилие. Различия интуитов с сенсориками в скорости и качестве затухания касаются не только мыслеобразов и образов зрительных и слуховых представлений (кластеры 3, 6, 18, 54). Правило перцептивной ригидности распространяется также на движения (см. повышенную частоту эпизодов со стереотипными повторяющимися движениями у интуитов, кластеры 14, 68, 70). В существенно меньшей мере навязчивости у интуитов могут проявляться в сфере эмоциональных воспоминаний (отдельные признаки в составе кластеров 3, 43, 46), и уже совсем незначительно – в сфере скорости угашения ориентировочных реакций (кластер 233). Скорость угашения ориентировочных реакций оказывается связанной преимущественно с другим признаком: экстраверсией-интроверсией, выше она у экстравертов.

В первую очередь за скорость угашения неподкрепляемых условных реакций и отработавших своё перцептивных образов и планов движений отвечает М-холинэргическая система гиппокампальной и новой коры. Основываясь на замедлении их угашения и вытеснения, у интуитов можно предположить ослабление функций М-холинэргических нейронов некоторых зон гиппокампа и неокортекса.

К чему, помимо навязчивости, приводит замедленность в затухании мыслеобразов и образов-представлений? Во-первых, это приводит к тому, что в сознании интуита длительное время сохраняются однажды актуализированные, извлеченные из подсознания множественные конкурирующие образы и идеи. Во-вторых, значительное количество стимулов, параллельно сохраняющихся в сознании, приводит к постоянной усиленной мыслительной деятельности, непрерывно оперирующей с этими стимулами. Количество версий и комбинаций, порождаемых в ходе мыслительного оперирования с образами-стимулами, оказывается избыточным по отношению к актуальным потребностям индивида. В-третьих, образы-стимулы не сразу угасают даже после их использования и принятия решения, а это ведет к дальнейшей выработке дополнительной и посторонней мыслительной продукции, прямо не связанной с удовлетворением актуальных потребностей. Эта постоянная дополнительная продукция, составляющая львиную долю мыслительной продукции интуитов – типичная мыслительная «игра в бисер», и создается она «про запас» или в порядке чистой абстрактной фантазии, ради умозрительных, но не реальных ситуаций.

Оппозиция ориентировочно-исследовательской деятельности и удовлетворения биологических потребностей; манипуляционных и биологических мотиваций, обстановочных либо условных раздражителей и безусловных «пусковых» стимулов

Интуитам свойственен повышенный интерес к условным и обстановочным раздражителям, не связанным прямо с удовлетворением биологических потребностей, а также к ориентировочно-исследовательской деятельности, использующей эти раздражители в качестве объектов. Отсюда – любознательность и любопытство интуитов. Интуиты нередко удлиняют свой путь к цели, так как большее эмоциональное подкрепление они получают не от разрядки биологической потребности, а от ориентировочно-исследовательских актов на этом пути.

Сенсорики, напротив, имеют усиленные и последовательно направленные биологические мотивации. В первую очередь они нацелены на так называемые «пусковые», безусловные раздражители, то есть непосредственно на подкрепляющие элементы рефлексов (секс, еду, питье, безопасность, социальный статус, деньги и пр.). Приближаясь по кратчайшему пути к удовлетворению какой-либо биологической потребности, сенсорики получают наивысшее эмоциональное подкрепление.

Интуитам присущи чутье на всё новое, необычное, волшебное, проницательность к особенному в обыденном, тяга к познанию, они часто испытывают приятные ощущения «откровения» от постижения какой-либо новой истины.

Сенсорики пренебрегают познанием нового и предпочитают проверенное и испытанное. Мировосприятие сенсориков более обыденно. У них не только ослаблен интерес к новизне стимулов, но даже пароксизмы иллюзорных ощущений «никогда не виденного» (противоположные ощущениям «дежа вю») бывают у них существенно реже. Складывается впечатление, что из двух видов гиппокампальных детекторов – на новизну и на узнаваемую обычность стимулов – у интуитов чаще срабатывают первые, а у сенсориков – вторые.

В литературе имеется множество работ, указывающих на существование таких мотивационных факторов, которые не связаны непосредственно с первичными, биологическими мотивациями. Например, крысы могут предпочитать новый или сложный стимулы или увеличение освещенности. Такое стремление животных и человека к не сулящим непосредственного удовлетворения биологической потребности раздражителям стимульного окружения разные авторы называли по-разному: компетентностью, концепцией любопытства и исследования, термином «изменение стимулов», вторичной мотивацией, манипуляционной мотивацией (Гасанов, Меликов, 1986). Манипуляционная мотивация представляется нам более удачным названием. Между активностью биологических и манипуляционных мотиваций существует обратная, реципрокная зависимость. Гиппокамп животных и человека является именно тем органом в ЦНС, где обеспечивается контроль за обратными связями между центрами биологического и манипуляционного подкрепления либо сильного биологического и более слабого условного подкрепления (Асратян, 1978).

В опытах с аппликацией различных нейромедиаторов на гиппокампальную кору животных показано, что ацетилхолин и норадреналин способствуют усилению прямой роли биологических мотиваций, а серотонин нивелирует эмоциональные значения раздражителей, способствуя относительному возрастанию роли условных раздражителей как подкрепляющих поведение элементов (Гасанов, Меликов, 1986). Так, кошка, в гиппокамп которой апплицирован серотонин, в условнорефлекторных опытах с открыванием кормушки после загорания лампочки и нажатия на педаль, больше внимания обращает на педаль и лампочку, долго с удовольствием играя с ними, и лишь потом занимается кормушкой. При этом простые обстановочные раздражители экспериментальной камеры, не имеющие вообще никакого условного подкрепляющего значения, интереса у кошки не вызывают. Серотонин в гиппокампе, таким образом, нивелирует силу уже имеющихся эмоциональных значений сигналов, специфически усиливая подкрепляющие мотивирующие смыслы сравнительно слабых условных раздражителей и отчасти ослабляя мотивирующие значения изначально сильных пусковых стимулов (в данном случае – кормушки).

Выше мы уже писали, что связь с уровнем серотонинэргической активности для интуиции не очевидна (скорее речь идет о позитивной связи этой активности с интроверсией). Однако с уровнем М-холинэргической и норадренэргической активности интуиция, возможно, связана, причем – негативно.

Когда интуит объясняет свой интерес к какому-то предмету тем, что ему «просто ИНТЕРЕСНО», он декларирует свою доминирующую потребность в «голой» ориентировочно-исследовательской деятельности, обеспечивающейся неспецифическими по отношению к иным потребностям поздними эмоционально-мотивационными компонентами ориентировочного рефлекса. Этой потребности почти всё равно, для чего будут нужны полученные результаты – может быть, ради обеспечения каких-то биологических или социальных потребностей, а может, этих потребностей нет и вовсе. Главным мерилом позитивного эмоционального предвкушения от итогов ориентировочно-исследовательской деятельности является ее собственная, «процессуальная» эмоциональная составляющая, и определяется она исключительно «интересностью» проблемы, то есть тем, насколько исследуемая проблема является ключевой для лучшей «утряски», повышения взаимоувязываемости новой информации и уже существующих в памяти опорных образов объектов и ситуаций. В этом проявляется усиленный у интуитов компонент манипуляционных мотиваций. Интуит, как земляной червяк, постоянно пропускает любую подвертывающуюся информацию через себя, переваривает ее, путем поиска и открытия обобщающих правил лишает ее не укладывающихся в общую схему частностей, делает новое старым и известным. Этот процесс «информационного пищеварения» поддерживается сопровождающим его особым удовольствием, специфичным именно для интуитов.

Оппозиция интуитов и сенсориков по отношению к исследовательской деятельности и биологическим мотивациям коррелирует в популяции с оппозициями абстрактности-конкретности, общности-детальности, широты-узости настройки ассоциативной избирательности, расплывчатости-точности опознания, множественности-единичности гипотез подсознания, предлагаемых им сознанию в ответ на стимул, медленностью-быстротой затухания образов и др. Тем самым все эти свойства представляют собой один тесно увязанный синдромокомплекс.

Гипотетические механизмы оппозиции «абстрактность-конкретность»

Кластеры табл. 7 характеризуют оппозицию «абстрактность-конкретность». Склонность к абстракциям и обобщениям, умозрительность мышления, предпочтение общего и обобщенного перед частным и детальным являются характерными и наиболее показательными чертами всех интуитов.

Таким образом, практически непременным отличием интуитов от сенсориков является склонность к взгляду на любые события сквозь призму обобщения. Сенсорик скажет: «Петя вчера опоздал на 25 минут, я ждал его под дождем у Казанского вокзала. Знаю, он нарочно это сделал». Интуит по тому же поводу скажет: «Этот молодой человек заставил меня ждать кучу времени. Всегда замечал, что подобные ему шустрики, ненадежны и пакостливы, и одно с другим рядом ходит». Второе короткое высказывание в сравнении с первым содержит множество обобщений («молодой человек» и «подобные ему» вместо «Петя», «кучу времени» вместо «25 минут», «всегда», пропуск указания на конкретное место событий, окончательный вывод с обобщающей моралью «одно с другим рядом ходит»).

Причина этих различий имеет скорее всего полифакторный характер. Во-первых, абстрактность мышления может быть обусловлена малой детализированностью воспринимаемых образов внешнего мира, что в свою очередь порождает стремление к перцептивной экономии и к пользованию более экономичными обобщенными, классообразующими признаками. Во-вторых, абстрактность мышления может быть обусловлена постоянной представленностью в сознании множества конкурирующих образов и идей на фоне характерной для интуитов усиленной ориентировочно-исследовательской потребности, постоянно стремящейся их упорядочить и вычленить в них общее узнаваемое качество.

Обе эти причины, впрочем, могут быть описаны в виде единого механизма. Чем в более широкой полосе поставляются в сознание из подсознания образы-отклики, тем они отдаленней друг от друга в многомерном пространстве первичных признаков. Родство этих образов между собой, отличающее их от семейства иных образов, описывается некоей разделяющей гиперплоскостью, проведенной в многомерном пространстве признаков. Чем отдаленней друг от друга по содержанию образы по одну сторону гиперплоскости, тем более абстрактный и обобщенный признак выражает соответствующая гиперплоскость. Поскольку критерии различения объектов у интуитов обеднены по количеству одновременно рассматриваемых признаков, постольку по одну сторону гиперплоскости у них оказываются более разнообразные объекты, нежели у сенсориков. А это и означает, что соответствующая гиперплоскость будет соответствовать у интуитов максимально абстрактному и обобщенному признаку. На следующем этапе абстрагирования будут классифицироваться уже сами гиперплоскости (критерии разделения и сортировки критериев). Это порождает абстракции еще более высокого уровня. У сенсориков этот этап обычно вообще выпадает, так как для них не характерна потребность в бесконечно самоуглубляющемся анализе результатов анализа, свойственном ориентировочно-исследовательской деятельности. Например, размышления на тему, в чем отличия правосудия от справедливости, приносят интуиту непосредственное чувственное удовольствие в рамках удовлетворения ориентировочного рефлекса. Результат этих размышлений далее обогащает понятийный аппарат интуита, расширяя на будущее пространство закрепленных в его памяти и доступных для манипулирования абстракций. Для сенсорика удовольствие от такого рода «развивающих мыслей» будет почти нулевым, он предпочтет думать на гораздо более практические темы, более тесно связанные с возможностью получения конкретной и близкой прагматической пользы.

Уровень сенсорной и перцептивной чувствительности

Одним из частых и характерных признаков соционической сенсорики у человека является повышенная чувствительность вкуса и обоняния (кластеры 217, 218). Соответственно, в группе интуитов вкус и обоняние в среднем существенно ослаблены. Примечательно, что наиболее ослаблена у интуитов чувствительность в тех сенсорных модальностях, которые наиболее тесно и напрямую связаны с удовлетворением биологических потребностей (еда, секс).

В речеслуховом анализаторе снижение сенсорной чувствительности у интуитов минимально, - надо думать, в силу общего более высокого развития у них функций внутренней речи. Нельзя совсем исключить, что наблюдаемые в анкетах снижения чувствительности (в том числе во вкусовом и обонятельном анализаторах, где это снижение представляется максимальным) отчасти могут иметь характер не физиологической первопричины, а вторичного следствия. Первопричиной при этом может быть уменьшение ресурсов внимания, выделяемых в сенсорную сферу, и малая тренированность этой сферы. Но возможно и первичное функциональное ослабление внутренних базомедиальных (обращенных к складке между полушариями) зон лобной коры, отвечающих за функцию обоняния, и отстоящих от них «к затылку» зон медиальной височной коры, отвечающих за функцию вкуса. Кстати, зоны коры, связанные с памятью на имена и названия предметов (эта память особенно ослаблена у интуитов), тоже располагаются по соседству со вкусовой зоной (еще чуть ближе к затылку) в складке между полушариями во внутренней медиальной височной области. Правда, в относительном соседстве (в более нижней складке базомедиальной коры) расположена и зона распознавания музыки, однако баланс интуиции-сенсорики не коррелирует ни с одним из трех «музыкальных» кластеров (любовью к прослушиванию музыки, музыкальным слухом, памятью на мелодии).

Если считать ослабление обоняния у интуитов первично обусловленным на физиологическом уровне, то можно допустить, что ухудшение обоняния в свое время послужило толчком к развитию интуитивных механизмов. На этапе отделения людей от человекообразных обезьян (3-5 млн лет назад) в генотипе наших предков произошли изменения, связанные со значительным ухудшением обоняния («Человек утратил остроту обоняния, превратившись в Homo sapiens» // Известия.Ru: 21.03.2003, 16:20 – www.izv.info). М.Стовпюк (2003) пишет: «…Сенсорики рассчитывают на повторяемость событий, а интуиты – на то, что одно событие может вскоре смениться другим. Именно здесь – корни в зацикленности отработанного поведения первых и нерешительности и неуверенности вторых. (…) Но катаклизмы, в корне меняющие среду обитания, происходят не так уж часто по сравнению с жизнью живого существа. А если изменения по какой-то причине участятся? Например, по причине активного освоения теми же перволюдьми окружающих ресурсов? Получается, что и интуиция, подобно логике, могла развиваться лишь с появлением у человека речи, а также с активным освоением Homo sapiens новых территорий, новых орудий труда, новых приёмов охоты. (…) …Мутации, мешающие нормально функционировать обонянию, продолжали накапливаться наиболее быстро именно на ветви человека. По-видимому, слишком сильные запахи мира мешали сосредоточиться на общем восприятии ситуации… Таким образом, среднее рассматриваемой дихотомии …заметно сместилось по сравнению со средним человекообразных обезьян в сторону интуиции. Именно возле этого нового «нуля» и могла произойти специализация – теперь уже на интуитов и сенсориков. Ведь хотя жизнь и стала меняться быстрее, но всё-таки не очень быстро. Помимо открытия новых возможностей и предсказаний поворотов судьбы племени, нужно было новшества внедрять, отрабатывать и применять, в чём интуитивные типы не всегда сильны, как и в решении повседневных жизненных проблем. Распределение материальных ресурсов, вопросы власти – также сохранились за сенсорными функциями. (…) Поскольку развитие интуитивных способностей человека происходило за счёт потери сенсорных качеств (по-прежнему необходимых для выживания, освоения пространства, распределения материальных ресурсов), для успешного развития всей популяции должен был сохраняться некоторый разброс в этих способностях у разных особей.». Описанное в рассуждении М.Стовпюк эволюционно-видовое становление интуиции с сохранением диверсификации популяции на подгруппы сенсориков и интуитов представляется нам довольно правдоподобным.

Если считать, что основные сенсорные функции мозга тяготеют к древним и старым отделам коры, сосредоточенным в медиобазальных областях коры больших полушарий мозга и в гиппокампе, а интуитивные функции развиваются в фило- и онтогенезе человека вместе с расширением площади конвекситальной коры неокортекса, то получается, что оппозиция интуитов-сенсориков имеет некоторое отношение к оппозиции верхних и нижних отделов коры. Скорее всего, конечно, различия интуитов и сенсориков этим не ограничиваются.

В любом случае, гипотеза о связи эволюционного становления интуиции и ослабления функций обонятельного мозга нуждается во внимательном исследовании, так как, в случае ее подтверждения, может пролить свет на самые «корневые», в том числе биохимические, механизмы отличий интуитов от сенсориков. Поскольку интуитивная почва практически совпадает с «почвой» шизотипии, и часть психопатологий в психиатрии тоже связана с этой почвой, поэтому соответствующие исследования могли бы раскрыть нозологию и патогенез и основных психических болезней. К сожалению, медиобазальные отделы коры трудны для изучения в силу своей труднодоступности и «спрятанности» в глубине мозга. Возможно, в этом кроется одна из причин, почему фактор интуиции-сенсорики до сих пор вообще не находит отражения в клинических нейропсихологических исследованиях.

Гипотеза о преимущественной связи интуитивных функций с левым полушарием головного мозга

Достоверную тенденцию преобладания ведущего правого глаза у интуитов (кластер 21) можно толковать как тенденцию к более активной роли определенных участков левого полушария мозга, однако однозначный вывод об этом на основании одного кластера был бы преждевременным, - тем более что речь идет лишь о достоверной статистической тенденции, но далеко не о стопроцентной «правоглазости» всех интуитов.

Так, кластеры № 41 и 42 (табл.2) не скоррелированы с балансом интуиции-сенсорики, но зато они являются характерными нейропсихологическими маркерами активности связанных со зрительным восприятием участков левой и правой нижневисочной коры (Леушина и др, 1981а, 1981б, 1982а, 1982б; Глезер, 1985). Они помещены нами в табл. 2 как раз для иллюстрации этого примечательного факта: баланс активности правой и левой нижневисочной коры (определяемый по использованным нами нейропсихологичесаким анкетным маркерам) никак не скоррелирован с преобладанием интуиции или сенсорики.

В то же время ряд иных соображений косвенно указывает на преимущественную связь интуиции с функциями левого полушария мозга. По мнению Э.А.Голубевой (Голубева, 1980) для доминирования левого полушария характерно исследовательское ориентировочное поведение, преобладание функций перекодирования в памяти, преобладание вербальных функций в структуре интеллекта, преобладание произвольной «сознательной» сферы в принятии решений, - то есть те особенности, которые более характерны для интуитов. А для доминирования правого полушария характерно неспецифическое ориентировочное поведение, доминирование функций запечатления в памяти, преобладание невербальных функций (в том числе зрительных) в структуре интеллекта, преобладание непроизвольной сферы в принятии решений – всё это действительно более типично для сенсориков.

Связь интуиции и шизотипии

Обращает на себя внимание то обстоятельство, что многие характерные для полюса интуитов кластеры табл.2 одновременно рассматриваются в психиатрии как маркеры нарушений шизотипического круга, а в ряде случаев по смыслу даже приближаются к продуктивным симптомам шизофрении (симптомы 1-го ранга по Шнейдеру, включающие слуховые псевдогаллюцинации, ощущение открытости мыслей и т.п.). На основании этих и других наших экспериментальных данных, не вошедших в настоящую статью, следует признать, что принадлежность к интуитивному полюсу и так называемая шизотипическая акцентуация личности, рассматриваемая в пределах нормы – это в значительной степени одно и то же. У большинства интуитов, правда, отсутствуют какие-либо проявления зрительных или слуховых навязчивостей, иллюзий, обманов, галлюцинаций. Но и у них избирательность ассоциативного процесса снижена, образы подсознания частично «приподняты» в сознание и ощущаются ими в виде своеобразного копошения многочисленных и всё время сменяющих друг друга спонтанных образов и мыслей, биологические же мотивации у них ослабляются. Те же самые психологические симптомы наблюдаются и у многих больных шизофренией, причем во время обострения болезни эти особенности усиливаются. Где в таком случае граница между нормой и патологией? Она отнюдь не в наличии или отсутствии симптомов первого ранга, которые изредка встречаются и у абсолютно психически здоровых интуитов (например, в состояниях сильного утомления, в просоночных состояниях и т.п.). Отличие нормы от болезни не количественное, а качественное. В случае шизофрении оно,в общем, точно такое же, как и отличие нормы от экзогенных отравлений психотомиметиками. И шизофрения как болезнь, и экзогенные модельные психозы не являются закономерным продолжением континуума нормы, пусть сколько угодно далеко шизотипической по своей симптоматике. Сходство отдельных симптомов не означает тождественности механизмов. Болезнь – это патологический процесс, имеющий свое начало и исход. В отличие от болезни, психические особенности человека в пределах нормы определяются не болезненными патологическими, а генетическими и естественными внутренними причинами, причем эти особенности вполне адаптированы к окружающему и устойчивы во времени, то есть лишены прогредиентности. Биохимические механизмы прогредиентно развивающейся шизофрении, сопровождающейся быстрым нарастанием интеллектуального и эмоционального дефекта с постепенной обязательной деградацией в человеке творческого начала, вряд ли могут быть сильно схожи с биохимическими механизмами, формирующими стабильный полюс интуитов и обеспечивающими интуитам на протяжении всей их жизни повышенные творческие преимущества. Точно так же действие мескалина, лизергамида, псилоцибина или иного галлюциногена не может отождествляться с полноценной моделью интуиции, равно как и блокаторов холинэстеразы – с утрированной моделью сенсорного полюса, и не только по причине особой временной динамики клинической картины и преходящего характера интоксикации. Гораздо важнее то, что галлюциноген на пике интоксикации избирательно усиливает отдельные проявления интуиции, но при этом подавляет другие. Равно и какой-либо блокатор холинэстеразы своими эффектами лишь отдаленно и очень фрагментарно напоминает усиление сенсорного полюса в его отдельных аспектах, и точно так же эффекты нейролептиков аминазина и резерпина лишь отдельными чертами сходны с типическими проявлениями интроверсии. Поэтому патологические состояния – это почти всегда отдельная история. Лишь отчасти они могут рассматриваться в качестве модели для внеболезненных индивидуальных особенностей, но полностью не могут отождествляться даже с крайними проявлениями устойчивой нормы. Неправомерность отождествления вытекает отнюдь не из соображений политкорректности, она обоснована возможными различиями в физиологических механизмах соответствующих состояний. Так, например, с интуитивным полюсом сцеплена только продуктивная симптоматика шизофрении, в то время как признаки, близкие к негативным симптомам этой болезни (в том числе эмоциональное уплощение больных) коррелируют в популяции с сенсорным полюсом.

Еще одним интересным в этом смысле кластером, «разводящим» шизофрению в одну сторону, а интуицию с нормальным шизотипическим складом личности – в другую сторону, является кластер 22 (предрасположенность к частой зевоте). По нашим данным (1100 испытуемых), этот признак скоррелирован с интуицией. С точки зрения его взаимосвязи с отдельными кластерами, он положительно коррелирует не только с предрасположенностью к субъективным ощущениям нехватки кислорода и удушья, но и с рассеянностью, сосредоточенностью на своих мыслях, ослаблением памяти на недавние события, слова и названия, с повышенной вегетативной эмоциональной реактивностью (потливостью, сердцебиением, тремором пальцев в ситуациях волнения), «серотониновой» ступорозной тоскливостью, с повышенным равнодушием к реальным биологическим потребностям, свободолюбием, интуитивной «расплывчатостью» и скачками мыслей, эмпатией и чувствительностью к наказаниям. Он также позитивно коррелирует с ошибками и путаницей при вокализации звуков в словах и трудностями произнесения вокально трудных слов (слова «пространство», «трансцендентность» и т.п.), а также – и весьма на высоком уровне – с продуктивной шизотипической симптоматикой типа мыслительных навязчивостей, зрительных и слуховых иллюзий и псевдогаллюцинаций. В то же время признак «частых зевков» отрицательно коррелирует с «жесткостью» личного поведения, с предпочтением определенных и жестких социальных структур и взаимоотношений, с силой биологических потребностей, сосредоточенностью на настоящем моменте, практичностью и нелюбовью к абстракциям, самоуверенностью и равнодушием к совершаемым ошибкам и неудачам. Этот признак в 2003 г. изучен и в работах ряда исследователей из США (Kind people catch yawns: Self-awareness makes some yawn-susceptible.- http://www.nature.com/nsu/030728/030728-2.html). Стивен Плейтк (Steven Platek) из Университета Дрекселя (Drexel University) в Филадельфии, Рональд Бэннинджер (Ronald Baenninger) из Университета Темпл (Temple University) в Филадельфии (штат Пенсильвания) и их коллеги из Университета штата Нью-Йорк (State University of New York) в Олбани постарались выяснить в серии экспериментов, почему некоторые люди часто зевают и являются восприимчивыми к чужому зеванию, а другие - нет. По мнению Бэннинджера, зевота позволяет поддерживать активность разбуженного мозга в тех ситуациях, когда сон нежелателен. Этот автор утверждает, что реальный дефицит кислорода в воздухе или избыток углекислоты практически не влияют на частоту зевоты. По результатам Стивена Плейтка, люди, которые не подвержены заразительным зевкам, часто не замечают и проявленной по отношению к другим людям бестактности и даже оскорблений, они не понимают, что это может причинить кому-то боль. Напротив, способность идентифицировать себя с другими людьми, восприимчивость к чужому настроению (эмпатия), а также склонность к мыслительной интроспекции и характерному для интуитов «самокопанию» скоррелированы с бессознательным желанием ответно зевать, когда зевают другие (это вполне совпадает с нашими, выше приведенными экспериментальными результатами). При этом важно, что больные шизофренией, отмеченные эмоциональным уплощением, редко зевают и мало подвержены «заразительному» зеванию. Сопоставляя все эти факты, можно сделать вывод, что частое зевание, и заразительное зевание особенно, скоррелированы с интуицией, эмпатией и рядом продуктивных шизотипно-подобных проявлений, в то время как у процессуальных шизофреников, отмеченных эмоциональным дефектом, частота зевания оказывается даже ниже средней популяционной нормы.

О некоторых распространенных мифах и заблуждениях

На психологических Интернет-форумах нередко приходится встречать предположение или даже утверждение, что интуиты обладают более «живым» воображением с точки зрения эйдетической яркости их мысленных образов-представлений. Это просто неверно (см. табл.13). Эйдетическая яркость и способность к произвольному мысленному представлению «по заказу» зрительных, слуховых и обонятельных образов вообще никак не коррелируют с интуицией-сенсорикой, а способность к произвольной мысленной генерации ярких осязательных образов обнаруживает положительную корреляцию, но совсем даже не с интуицией, а как раз с сенсорным полюсом признака. Зрительный эйдетизм (яркость мысленных зрительных образов) в основном определяется экстраверсией, а слуховой и осязательный – этикой.

Еще один миф касается повышенной религиозности интуитов (мол, значительной их части на роду написано быть мистиками, а значит, и прихожанами какой-либо церкви). Это утверждение тоже оказывается неверным (см. кластер 229). Что же касается выбора между материализмом и идеализмом, то и здесь оппозиция интуитов-сенсориков оказывается совсем не при чем. Материализм чаще выбирают логики, идеализм – этики.

Функции физического чувства времени, способность в нем ориентироваться, управлять расходованием собственного времени, по результатам многих исследований связанные с правой лобной корой, тоже вовсе не оказываются прерогативой интуитивного полюса (напротив, они обнаруживают слабую корреляцию с сенсорикой). Время приобретает особое значение для интуитов лишь в том смысле, что их текущее настоящее в сравнении с сенсориками расширяется, благодаря частым мыслям о прошлом и о будущем, от нескольких секунд, минут и часов у сенсориков до масштабов лет и веков. Реально существующий мир для интуита – это и то, что было в эпоху Вольтера и Честерфилда, и то, что ожидает человечество через сто и тысячу лет. Прошлое, настоящее и будущее образуют для него единую целостность, которую можно объединить словом «бывающее». У сенсорика всё не так. Лучшая способность интуита к прогнозам проистекает не из его особых отношений с чувством физического времени (которое для него, похоже, ничуть не роднее, чем для сенсориков – см. кластер 230), а лишь из его привычки считать будущее частью актуального и интересного настоящего и поэтому это будущее постоянно анализировать во всех его потенциальных версиях.

Между интуитами и сенсориками нет различий по уровню личной правдивости или лживости, но есть разница в отношении к ценностям гласности и общедоступной открытой информации. Гласность заметно больше предпочитают интуиты, чем сенсорики (кластеры 84, 89), хотя различие между демократами и аристократами в этом отношении еще более значительно.

Между интуитами и сенсориками нет различий по уровню нейротизма (в духе Г.Айзенка), у них с одинаковой частотой встречается и бледность, и румяней - гиперемия кожи лица (весьма характерные признаки эрготропно-трофотропного и симпатического-парасимпатического баланса). Отсутствуют какие бы то ни было корреляции интуиции с нетерпеливостью и беспокойством, конфликтностью и эксплозивностью, осторожностью и предусмотрительностью, ипохондричностью, терпимостью к монотонии, склонностью к критике, разговорчивостью (болтливостью), пессимизмом и оптимизмом, общим уровнем настроения, твердостью социальной морали, самооценкой интеллекта (хотя объективно интеллектуальные показатели интуитов по тестам выше), открытостью и откровенностью, склонностью к интригам, инициативностью, общительностью, скромностью, эмоциональной ригидностью, активностью и трудолюбием, склонностью себя перепроверять, и т.д., и т.д.

Интуиция и сенсорика в различных психологических парадигмах

Модель «большой пятерки» личностных факторов

Со времен Р.Кэттелла (Cattell and other, 1970) классическая «теория черт» в дифференциальной психологии постулировала линейно-аддитивный вклад каждой психологической черты в прогноз поведения. Эффект от совместного действия нескольких психологических признаков при этом выражается, согласно Кэттеллу, линейным полиномом от выраженности всех признаков с коэффициентами при каждом из них, характеризующими влияние данного признака на интересующий нас эффект. Подобная линейная модель, предполагающая усиление в два раза воздействия на эффект при изменении в два раза величины влияющего признака, лежит в основе и всех процедур линейного факторного анализа. Психологические механизмы, не укладывающиеся в линейную модель, оказываются невидимыми и для факторного анализа, хотя другими методами (например, кластерным анализом) они могут быть обнаружены.

В исследованиях черт личности методами линейной факторизации обычно выявляется от 5 до 10 факторов, в зависимости от объема экспериментальной выборки (10 и более факторов удается устойчиво выделить только на выборках объемом свыше 1000 респондентов). Поскольку на практике ограничено как количество вопросов в анкете, так и объем выборки, поэтому в большинстве исследований получается 5-6 факторов. Благодаря ставшему популярным среди психологов диагностическому опроснику NEO-PI (McCrae, Costa, 1990), в последние десятилетия утвердилось представление о «большой пятерке» факторов, хотя эти 5 личностных факторов были получены еще в работе Д.Фиске в 1949 году (Fiske, 1949). «Большая пятерка» состоит из факторов экстраверсии (энергичности), дружелюбия (согласия) – этот фактор объединяет свойства соционической этики и рассудительности, совестливости (сознательности, компетентности, порядка – этот фактор практически совпадает с соционическим признаком рациональности-иррациональности), эмоциональной нестабильности - фактор близок к нейротизму Айзенка и к соционическому конструктивизму, включает в себя также отдельные элементы импульсивности, то есть иррациональности. Завершает «пятерку» объединенный фактор открытости новому опыту и интеллекта – этот фактор по смыслу очень близок к соционической интуиции с некоторой добавкой этики. Следовательно, признак «интуиты-сенсорики» отражается в «большой пятерке» психологических факторов.

То, что было получено на англоязычных выборках, подтверждается и на русскоязычных выборках. В результате линейной варимакс-факторизации объединенных данных «групповой оценки личности» и репертуарного теста конструктов, производившегося уже каждым испытуемым «за себя», М.Тихоновой и А.Шмелевым (Шмелев, 2002) были получены пять личностных факторов, примерно соответствующие общеизвестной «большой пятерке» личностных факторов. В данном исследовании интуиция-сенсорика не образовала собственный независимый фактор, а оказалась «размазанной» по двум факторам. С наибольшим весом она вошла в фактор №1 («интеллектуальная свобода»), характеризующий незаурядность-обыкновенность, новаторство-консерватизм, проницательность-поверхностность. Но она вошла и в фактор №3 («дружелюбие») такими кластерами, как мечтательность-реализм, утонченность-грубость, миролюбие-агрессия.

В исследовании Д.Дигмана и А.Кондратьевой (цит. по Шмелев, 2002) учителя оценивали 480 учеников первого класса по списку 60 прилагательных. Среди выявленных пяти факторов фактор интуиции-сенсорики выявился в довольно чистом виде (с примесью уровня интеллекта) и по весу занял второе место. Аналогичный эксперимент был произведен на американской детской выборке по аналогичному списку прилагательных, структура факторов и в этом исследовании оказалась практически такой же.

При факторизации 187 русскоязычных вопросов анкеты Кеттелла (версия 16ЛФ) были получены (Шмелев, 2002) пять факторов, очень точно совпадающих с «большой пятеркой» факторов Мак-Крэя и Косты. Интуиция-сенсорика при этом предстала в виде пятого по весу фактора «открытости ума» (романтизма-прагматизма), обнаруживающего небольшой «этический налет» в интуитивном полюсе.

Количество получаемых в подобных исследованиях психологических факторов и выявляемые при этом направления факторных осей (в чистом ли виде фигурирует интуиция, или в смеси с компонентами этики либо логики, и т.п.), совсем не должны нас гипнотизировать. Всё это вещи весьма условные. Во-первых, в факторных исследованиях психологических анкет выявляются только те признаки, вопросы на которые в анкету заложены. Если в опрос студентов американского колледжа заложить пункты на предпочитаемую ими кухню и некоторые культурные традиции, то мы, возможно, выявим фактор, делящий выборку на студентов азиатского и европейского происхождения. Если нужные вопросы в анкету не вложены, то и фактор останется принципиально не выявляемым.

Во-вторых, если вопросы, допустим, характеризующие взгляд на мир «сквозь розовые очки» (одно из обнаруженных нами свойств позитивизма) представлены в анкете тремя-четырьмя пунктами, а вопросы на экстраверсию – пятьюдесятью пунктами, то зашифрованный в 4-х вопросах признак позитивизма полностью «потонет» во влиянии экстраверсии, и соответствующий ему фактор сольется с фактором экстраверсии. Чтобы фактор позитивизма четко выявился отдельно, надо, чтобы соответствующих ему вопросов было в анкете не меньше, чем вопросов на вертность (вертность лучше отражается в самонаблюдении и самоотчетах респондентов, поэтому вопросы на вертность скоррелированы между собой лучше, чем вопросы на позитивизм, - соответственно, пунктов на позитивизм должно быть больше).

В-третьих, важны нюансы в формулировке вопросов. Например, если вопросы на интуицию адресуются преимущественно к гуманитарной сфере, то соответствующий ей фактор обязательно получит «крен» в сторону этики. Если же преобладают вопросы на научную деятельность, то крен будет уже в сторону логики. Таким образом, для того, чтобы выявить по анкете «правильную» факторную структуру, мы должны знать ее уже как бы заранее и априорно, иначе правильно сконструировать диагностическую анкету для последующей факторизации не удастся. В результате получается, казалось бы, некий замкнутый круг. Разорвать его можно только длительными исследованиями с постепенными последовательными приближениями к истине. В краткосрочных экспериментах с анкетами, заранее составленными в русле какой-то предвзятой концепции, это редко оказывается возможным. Гораздо более продуктивным в этом смысле может быть коллективный опыт практикующих психологов, потому что он годами формируется с использованием метода последовательных приближений. По этой причине многолетний опыт соционики по определению границ типов и признаков весьма важен для психологической науки. Ни в коем случае он не должен сбрасываться со счета как якобы «ненаучный».

В-четвертых, сильное влияние на результаты факторизации оказывают особенности выборки. Если составить выборку только из NF и ST-типов, то в факторах окажутся отраженными не четыре функции (N,F,S,T), а исключительно их пары. Почти тот же результат получится, если в выборке просто преобладают какие-то парные «сцепки» функций. Преобладание в популяции численности представителей NF-типов («гуманитариев») над численностью NT-типов («исследователей») как раз и может объяснять получающуюся в большинстве факторных исследований «сцепку» интуитивной и этической функций. Понятно, что эта сцепка совсем не обязана отражать какие-то общие физиологические механизмы, если такие механизмы не являются главной причиной неравномерности представленности гуманитариев и исследователей в популяции.

В-пятых, линейный факторный анализ имеет свои ограничения. Одно из них – потеря информации о нелинейном взаимодействии признаков, на самом деле всегда имеющем место. Другое - это ограниченное количество выявляемых факторов, даже если в анкету заведомо и априорно закладывалось большее их количество. Это обстоятельство связано с тем, что пункты анкеты, предназначенные для выявления «слабых» факторов, как правило нагружены и по «сильным» факторам. Благодаря статистическому закону «больших чисел» это зашумление не страшно, если испытуемых много, но при сравнительно небольших выборках (в пределах 300 человек) факторы с номерами выше 5-6 как правило «тонут» в шуме более сильных факторов. Третье ограничение – это заведомая невозможность определить методами факторного анализа так называемое «правильное» направление факторных осей. Факторы определяются лишь с точностью до их линейных комбинаций. Различные процедуры «доворотов» по формализованным критериям (варимакс-вращение и т.п.) оказываются зачастую слабыми, а то и ложными помощниками. Чтобы вращение привело к «правильному» результату, этот правильный результат уже должен быть изначально заложен в структуру анкеты. Но анкету составляют люди, а не природа. Поэтому при исследованиях структуры личности весьма важна опора на так называемые объективные первичные признаки, отражающие психиатрические, нейропсихологические и психофармакологические синдромы. Эти свойства более объективны и точнее характеризуют естественную структуру личности, чем структура языка, культура или тем более произвольная концепция исследователя.

Таким образом, ни количество факторов в моделях личности, разработанных на основе факторных исследований, ни направления факторных осей в этих моделях не могут считаться догмой и образцом, на которые надо равняться. Во всяком случае, это образцы не для соционики, теоретические модели и направления базовых признаков которой, по-видимому, лучше отражают физиологические механизмы мозга, чем «культуральные» факторные модели личности. В рамках теорий личности, основанных на факторном анализе, направления главных факторов выбираются таким образом, чтобы первые факторы вобрали в себя максимум дисперсии ответов респондентов на психологический опросник. При этом оси факторов неизбежно уходят «в сторону» от соционических направлений, захватывая в себя часть дисперсии слабых соционических признаков. В отличие от этого способа, в соционике поиск направления осей должен строиться не на критерии максимизации факторной дисперсии, а на критерии максимизации межфакторных нелинейных связей, благодаря которым произведение любых двух факторов в наибольшей степени коррелирует с третьим фактором. Понятно, что «соционический критерий» для направления факторных осей приводит к иному решению, нежели стандартные методы факторного анализа. Причем, соционический критерий всегда дает одно и то же инвариантное решение (на базе любой анкеты и любой выборки), а критерии максимизации дисперсии приводят авторов каждый раз к различным направлениям факторных осей – в зависимости от однородности выборки и от процента представленности в использованной анкете вопросов на различные соционические признаки. По этой причине в той части современной психологии индивидуальных различий, которая продолжает пользоваться стандартными методами факторного анализа, по сей день господствует волюнтаризм в выборе системы координат для описания личности, и даже в рамках одной школы, например, у сторонников «большой пятерки», направления факторов «гуляют» на 5-15 градусов у разных авторов.

Отметим еще одно обстоятельство, важное для оценки некоторых полученных нами экспериментальных результатов. Наиболее тесно связанный с интуицией пятый фактор «открытости новому опыту», измеряемый по NEO-PI или подобным ему стандартным пятифакторным опросникам, в своей диагностической базе априорно не содержит каких-либо шизотипических признаков. Но по всем наиболее нагруженным интуицией кластерам этого фактора (трем из шести) обнаружены позитивные корреляции с шизотипическими проявлениями, определяемыми по психиатрической классификации DSM-III-R. Общий коэффициент корреляции фактора «О» с шизотипическими проявлениями равняется, по разным данным, от 0,47 до 0,56 (Ostendorf, 2002). Это вполне согласуется с нашими результатами о включенности шизотипических маркеров в профиль интуитивных качеств.

MMPI

Не все психологические типологии личности сводятся к моделям линейного факторного анализа. Например, прогноз личностных черт в рамках давнего и популярнейшего психодиагностического опросника MMPI (Hathaway, McKinley, 1967; Березин и др., 1976) по своим методам очень напоминает ту соционику, которая «верит» в признаки Рейнина. В MMPI тоже считается, что в многомерном пространстве личностных черт преобладают нелинейные зависимости. Поэтому точкам и областям, в разной мере удаленным от начала координат, приписывается вовсе не пропорциональный рост соответствующих черт. Более того, черты могут нелинейным образом взаимодействовать, в определенных зонах психологического пространства порождая новые качества, не сводимые к линейной сумме координат базовых признаков. Прогноз одного признака в какой-то точке пространства зависит, согласно принятым в MMPI правилам, не только от координаты вдоль собственной оси этого признака, но и от значения других признаков в этой точке.

Полезность примера MMPI для нашей статьи не ограничивается иллюстрацией обстоятельства, что не в одной соционике сегодня признаются и констатируются нелинейные механизмы порождения признаков (напомним, что произведение двух соционических признаков порождает третий, например, интуиция*экстраверсия=беспечность). В MMPI тоже фактически есть своя шкала для интуиции, это шкала №8. Умеренный подъем показателей по шкале №8 интерпретируется, как «оригинальность мышления», и этот факт считается весьма положительным для творческих работников. Однако чрезмерно сильный подъем восьмой шкалы уже означает усиленную манифестацию симптоматики шизотипического круга, в том числе продуктивной симптоматики (навязчивостей, галлюцинаций и т.п.). Само по себе это означает, впрочем, только шизотипию в пределах нормы, а диагноз «шизофренической симптоматики распада мышления» ставится лишь тогда, если этому подъему соответствуют характерные для шизофрении значения других шкал опросника (взаимодействие признаков!), а диагноз независимым образом подтверждается еще и клиническими наблюдениями.

Таким образом, ось интуиции MMPI, описывающая оригинальность мышления, в своем продолжении, как и фактор открытости пятифакторного опросника, выводит на продуктивную (но не негативную!) симптоматику шизотипического круга. Этот же результат, как уже говорилось выше, экспериментально получен нами для соционической интуиции.

Система И.Бриггс-Майерс и американское типоведение

В заключение раздела рассмотрим представления об интуиции и сенсорике в основанной И.Бриггс-Майерс американской типоведческой системе, близко родственной соционике. Судя по обзорным работам, в американском типоведении полюса интуиции и сенсорики определяются с учетом следующих основных содержательных кластеров:

Интуиция:

интерес к будущему;

любовь к игре слов, к каламбурам и парадоксам;

любопытство и любознательность;

общность и абстрактность, недостаток конкретики в мыслительной продукции;

параллельные мысли одновременно о нескольких разных вещах;

пренебрежение деталями;

пытливость, стремление во всем самому разобраться, найти глубинные взаимосвязи;

равнодушие к абсолютному времени – время интуита одновременно присутствует «везде»;

склонность предаваться фантазиям;

сосредоточенная рассеянность.

Сенсорика:

конкретность в смысле нелюбви к абстракциям;

конкретность в смысле четкости и определенности;

консерватизм и тяготение к привычному и проверенному;

нелюбовь к фантазерству;

последовательность;

потребность в четких указаниях;

сосредоточенность на деталях, а не на целом;

сосредоточенность на настоящем;

требование наглядности и осязаемости в доказательствах и фактах;

требование осязаемости результата.

Нетрудно видеть, что приведенный перечень точно совпадает с основными эмпирически выявленными кластерами соционической интуиции и сенсорики (табл.1). Правда, набор диагностических признаков интуиции-сенсорики в американском типоведении не полон, в нем, в том числе и в опроснике Кейрси, отсутствуют некоторые приведенные в табл.1 важные содержательные кластеры, в том числе:

- преимущественная направленность на обстановочные раздражители у интуитов в сравнении с направленностью на удовлетворение биологических потребностей у сенсориков;

- будирование эффективного мыслительного процесса фоновой сенсорной стимуляцией у интуитов в сравнении с повышением его эффективности при сенсорной депривации у сенсориков;

- интенсивная мыслительная работа, преобладание сознательного уровня регуляции действий у интуитов в сравнении с преобладанием автоматизированных реакций у сенсориков;

- малая точность перцептивного опознания, повышенная вероятность перцептивных ошибок, иллюзий и псевдогаллюцинаций (продуктивной симптоматики) у интуитов в сравнении с высокой точностью и безошибочностью перцептивного опознания у сенсориков;

- пониженная абсолютная и различительная чувствительность в сенсорных модальностях интуитов в сравнении с высокой чувствительностью у сенсориков (особенно в обонятельной и вкусовой модальностях);

- ухудшенные зрительно-пространственные способности у интуитов в сравнении с хорошими – у сенсориков;

- низкий уровень моторной ловкости и координации у интуитов в сравнении с хорошими моторными способностями – у сенсориков;

- замедленное вытеснение «отработавших» мыслеобразов, перцептивных образов и планов движений у интуитов в сравнении с быстрым вытеснением и их эффективной дезактуализацией у сенсориков;

- слабая зрительная память, провалы в памяти на недавние события, трудности со вспоминанием имен и названий предметов у интуитов в сравнении с хорошей памятью у сенсориков.

За исключением первых трех, прочие перечисленные кластеры имеют негативно-оценочный характер по отношению к возможностям и способностям интуитов. Это оправдывает невключение их в короткие диагностические опросники, где важно обеспечить одинаковый вклад общественной диссимуляции в противоположные полюса шкал. Впрочем, отсутствие каких-то кластеров в опроснике вовсе не означает, что они от этого перестают быть коррелятами измеряемого признака. Например, автоматизм реакций, как приспособленность к повторяющимся, однообразным действиям, не диагностируется непосредственно инструментами американской типоведческой системы, но тем не менее отрицательно коррелирует с измеряемыми в его системе значениями признака «интуиция-сенсорика», и на основании этого уверенно причисляется американскими сторонниками типологии Майерс-Бриггс (Тайгер, 2001) к сенсорным, а не к интуитивным особенностям.

В целом нужно констатировать, что между соционическим признаком «интуиты-сенсорики» и интуицией-сенсорикой в трактовке группирующегося вокруг опросника MBTI® американского типоведения нет сколько-нибудь заметной разницы. Однако признак интуиции и в соционике, и в типоведении существенно отличается от фактора «открытости» в «большой пятерке» факторов. Там к интуиции в факторе добавляется этика, и в расчете суммарной «открытости» одновременно участвуют кластеры, связанные с разными юнгианскими функциями. Причиной такого упорно получающегося в факторных исследованиях смешения функций, где интуиция смешивается с этикой, а сенсорика – с логикой, может быть разная частота сцепленности функций в популяции. Действительно, NF-типы встречаются в исследуемых выборках чаще, чем NT-типы, однако совсем не обязательно за этим скрывается некий фундаментальный физиологический механизм. Точно так же в портфелях младших школьников вместе лежат учебники по природоведению и арифметике, а старших – по английскому языку и экономике. Но отсюда, разумеется, не следует, что между экономикой и языкознанием обязательно больше подлинной общности, чем между экономикой и арифметикой. Более частую парную сцепленность этики и интуиции, сенсорики и логики М.Ф.Стовпюк (Стовпюк, 2003) объясняет, в порядке гипотезы, тем, что этика и сенсорика относятся к эволюционно более древним функциям, раньше формирующимся в том числе и в индивидуальном онтогенезе человека, а интуиция и логика обе относятся к более молодым и позже формирующимся функциям. Из этого, действительно, можно сделать заключение, что вероятность формирования типов с одновременной доминантой двух «молодых» функций (интуиции и логики) должна быть меньше, чем типов с одновременной комбинацией двух «древних» или одной «древней», а другой «молодой» функции.

Выводы:

1. Основным отличием интуитов от сенсориков является склонность к взгляду на любые события сквозь призму обобщения. В синдромокомплекс интуиции также входят: пытливость ума, стремящегося к общим выводам и постижению общих закономерностей; любопытство и любознательность; оригинальность и парадоксальность мыслительной продукции; влечение к новому; ослабление роли биологических влечений и социально-статусных мотивов; своеобразный «идейный альтруизм»; расширение границ субъективного текущего настоящего с равноправным включением в него прошлых и будущих событий и времен; частые мысли о далеком прошлом и будущем; параллельные мысли практически одновременно сразу о многих различных тезисах; кусочно-непрерывный характер мышления, «скачущего» между различными мыслями и временными эпизодами; расплывчатый широкополосный характер настройки ассоциативного процесса; встроенность в мыслительный процесс многозвенного циркулирующего обращения сознания к образам и ассоциациям подсознания – на это время внимание отключается от окружающего; замедленность вытеснения мыслеобразов, перцептивных образов и планов движения из сознания; моторная неловкость; снижение сенсорной чувствительности в обонятельном и вкусовом анализаторах; снижение зрительно-пространственных способностей; снижение памяти на недавние события; снижение памяти на точные имена и названия; легкость возникновения перцептивных обманов и иллюзий в затрудненных условиях восприятия; возможность самонаблюдением ощущать «копошение» многочисленных образов и ассоциаций в предсознании; улучшение качества и продуктивности мыслительного процесса при внешних будирующих сенсорных помехах. Кроме того, интуитивный полюс связан с некоторыми маркерами физиологического уровня: частотой зевания, ощущениями удушья либо нехватки кислорода, частым морганием, скачками взора, частыми сновидениями, пониженной агрессивностью, тусклостью тактильных образов-представлений, тремором пальцев, потливостью, относительным доминированием правого глаза и др.

2. Многие сцепленные с интуицией кластеры свойств указывают на снижение у интуитов М-холинэргической активности в гиппокампальной и новой коре головного мозга. Влияние серотонинэргической системы на формирование признака тоже заметно во многих исследованных маркерах, но в разных зонах мозга это влияние выражено, по-видимому, менее однозначно по направлению.

3. Некоторые нейропсихологические корреляты интуиции можно толковать как её предпочтительную связь с корой левого полушария, другие – как ее связь с доминированием более новых верхних, конвекситальных отделов коры над внутренними и нижними, более древними медиобазальными отделами. Функции гиппокампа, по-видимому, неоднородны по отношению к интуиции и сенсорике, но в целом его активное функционирование более благоприятствует сенсорике.

4. Признаки полюса интуиции обнаруживают несомненную связь с продуктивными признаками полюса шизотипии. Чем более выражена интуиция, тем более характерными и вероятными оказываются перцептивные навязчивости, иллюзии и псевдогаллюцинации, а также иные симптомы шизотипического круга (нарушения плавных следящих движений глаз, некоторые нарушения константности восприятия, дереализационная симптоматика и др.)

5. Признаки соционической интуиции-сенсорики не отличаются от признаков, используемых для диагностики интуиции-сенсорики в типоведческой системе MBTI® . В «большой пятерке» факторов наиболее близок к признаку соционической интуиции-сенсорики так называемый фактор «открытости», однако в нем ось интуиции смещена к оси соционической этики.

6. Направление в многомерном психологическом пространстве оси соционического признака «интуиты-сенсорики» или эквивалентного ему признака американской типоведческой системы Бриггс-Майерс является, предположительно, наиболее адекватным реальным физиологическим механизмам. Направления факторов «большой пятерки» предположительно менее адекватны тем степеням свободы, которые лежат в основе физиологических механизмов высшей нервной деятельности мозга.

Табл.2. Эмпирические кластеры, характеризующие когнитивные механизмы интуиции-сенсорики

Табл.3. Кластеры, связанные с качеством памяти (названия столбцов см. в табл.2)

Табл.4. Кластеры, связанные с качеством координации движений (названия столбцов см. в табл.2)

Табл.5. Кластеры, связанные с симптомами дереализации и деперсонализации (названия столбцов см. в табл.2)

Табл.6. Кластеры, связанные с оппозицией «новое-привычное» (названия столбцов см. в табл.2)

Табл.7. Кластеры, связанные с оппозицией «абстрактность-конкретность» (названия столбцов см. в табл.2)

Табл.8. Кластеры, связанные с оппозицией «альтруизм-эгоизм» (названия столбцов см. в табл.2)

Табл.9. Кластеры, связанные со стеничностью и доминированием (названия столбцов см. в табл.2)

Табл.10. Кластеры, связанные с социально-иерархической включенностью (названия столбцов см. в табл.2)

Табл.11. Кластеры, связанные с оппозицией последовательности-фрагментарности (названия столбцов см. в табл.2)

Табл.12. Кластеры, связанные со способностью прогнозировать будущее (названия столбцов см. в табл.2)

Табл.13. Кластеры, связанные с эйдетической яркостью образов представлений (названия столбцов см. в табл.2)

Табл.14. Кластеры, связанные с развитием внутренней речи и развитием уникальной личности (названия столбцов см. в табл.2)

Табл.15. Кластеры, связанные с практичностью и реалистичностью (названия столбцов см. в табл.2)

Табл.16. Кластеры, связанные с особенностями самоконтроля (названия столбцов см. в табл.2)

Табл.17. Кластеры, связанные с перцептивными способностями и сенсорной чувствительностью (названия столбцов см. в табл.2)

Табл.18. Кластеры, связанные с уровнем притязаний (названия столбцов см. в табл.2)